Лесбийский подтекст и отсылки к Бергману — «Бумага» рассказывает о каннской картине с Жюльет Бинош, Кристен Стюарт и Хлоей Грейс Морец.
Ассаясу удается добиться в кадре почти бергмановского напряжения, — важным условием которого является невысказанность, тайные течения сюжета, остающиеся в подтексте. На влечение между Марией и Вэл в фильме есть разве что намеки, да и те в основном драматургические; если сюжет вращается вокруг пьесы о лесбийской любви, то это вряд ли случайность. Уединенное шале, в которое Ассаяс помещает своих героинь, напоминает приморский дом из «Персоны» Бергмана, главным содержанием которой тоже было недосказанное влечение между двумя женщинами (и одна из них, кстати, тоже была актрисой). В классическом кадре «Персоны» два женских лица соединялись в одно, и здесь происходит примерно то же: как говорит молодой режиссер, Елена и Сигрид — это одна и та же женщина.
Как и Бергман, Ассаяс достигает нужного эффекта средствами исключительно кинематографа, хотя и включает контрапунктом элементы других родов искусства. Статичные альпийские пейзажи с заснеженными вершинами напоминают о живописи романтизма, но это ощущение разрушается в эпизоде на горной дороге, когда героиня Стюарт ведет машину по горному серпантину, а прежде безмятежные открыточные виды накладываются друг на друга под тревожный гитарный рок вместо обычного безмолвия или академического скрипичного канона (этот неожиданный экспрессионистский этюд — то, что называется «типичный Ассаяс», но оно и к лучшему).
Структура фильма с подзаголовками намекает на литературную традицию, но и эта структура искажена: заголовок «часть вторая» появляется в середине фильма неожиданно, поскольку «часть первая» никак не была объявлена, а «эпилог» длится добрую четверть картины. Главная из этих линий, конечно, театральная, но в «Зильс-Марии» мы видим театр не из зрительного зала, а из-за кулис. В театре все зрители смотрят свою версию спектакля, поскольку наблюдают за сценой из разных точек зала, а в фильме Ассаяса мы такой возможности лишены, и каждый из персонажей равен самому себе. И каждый остается в известной степени непроницаемым, чему заслугой — точные и сдержанные актерские работы (одно из главных открытий в «Зильс-Марии» — насколько хорошо умеет играть Кристен Стюарт).
Окрашенная в голубые тона, как горы в утренней дымке или небо, отражающееся в альпийских озерах, «Зильс-Мария» позволяет на себя смотреть, но не считает нужным что-то объяснить; ее логика постоянно ускользает от зрителя. Это начинается уже с заглавия: фильм называется в честь швейцарского городка, известного только тем, что там жил Фридрих Ницше, но этот факт вряд ли относится к числу универсальных общих знаний, так что название загадочно почти для любого (в международном, кстати, есть еще слово «облака», но в России прокатчики в кои-то веки пошли по пути большего сопротивления). Полны умолчаний и целые сюжетные линии, как, например, отношения Вэл с молодым фотографом. О том, что между ними случилось, можно только догадываться по бездиалоговой сцене на горной дороге, упомянутой выше. В «Зильс-Марии» молчание говорит больше, чем слова, которые так или иначе остаются всего лишь театральными репликами.
